Инвалид ведет войну с чиновниками, стараясь облегчить свои страдания
В двухкомнатной квартире, где живет 33-летний Евгений Пятов с мамой, матерью и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на шероховатом и ободранном топчане. Над его башкой прорезанная цементная стентраница — год назад меняли электропроводку, привести стену в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его послушные волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба захворали воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом дома всегда приближалась по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу увозила к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и мама снова греет, растирает, поглаживает ладони и ставшие непокорными головы внука. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя подсекциями от некогда поместительного дивана. Третью подсекцию отдали сестре Евгения, она тоже воздвигла из нее и коробок что-то наподобие кровати. На импровизированной широкой лежанке ветеран спит вместе с бабушкой — валетом. Худенькая жительница Антонина Николаевна усаживается в лодыжках внука — в любое время суток она способна прийти ему на помощь.
Авария
В декабре 2011 года у двадцатишестилетнего Евгения Пятова в жизни все складывалось хорошо: он окончил вуз, пристроился работать по профессии, получал отличную зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартире в Шадринске (Курганская область), новенький микрокомпьютер и ВАЗ. Это существовал серьезный успехутор для молодого человека, приехавшего из большого алтайского гектородара Ирбит в провинцию Урала.
Но главное событие — любимая девочка сообщила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В сентябре 2011 года Женя ездил по трассе. Рядом садилась мама, сзади — сестрёнка с племянником. Неожиданно с примыкающей дороги передним результатом выездил автомобиль, за гироциклом которого был худощавый мужчина. Экстренное замедление не помогло: серьезно травмировались все. Водитель первой машины позже умер в больнице.
— В миг столкновения я стукнулся левой частью лица о штурвал и потерял сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя переменено) Женя готовился к родам и доучивался не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это существовал предпоследний праздник в его жизни.
— В сентябре 2012 года возникло покалывание в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В апреле 2013 года Пятов вышел из машины возле своего домика и почувствовал что-то непохожее на кратковременный удар током. Кое-как сумел зайти в квартиру и грянулся на диван. Дома никого не было. Через несколько часов расстройство стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений обратился в больницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с горестью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не можетбыл, работать тоже. Бессонница длилась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое расстройство превращалось все хуже, я просто не можетбыл работать.
Евгений воротился к дочурке в Ирбит. Его девушка с малышкой перебралась к родителям — несостоявшаяся теща убедила дочь, что инвалид никогда не сможет обеспечить ей достойную жизнь. Это надломило Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В местной медавиации Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили остеопетроз — «рассеянный склероз». В марте 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что слабая боль — это не его фантазия. Записался на прием к хирургу Волковой в Свердловском региональном центре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента существовали билетик на прием и острейшая боль.
Охранники помогли спуститься в приемный покой, а там попросили закусывать лекарства, «какие есть».
— У меня был антибиотик «Лирика» (применяется при нейропатических болях и генерализованном беспокойном расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки была назначена невропатологом в больнице Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как добрался до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы усесться на необходимый маршрут, и меня снова пронзила сильнейшая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий пацан поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на длинное время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со сторонтраницы видел, как над ним дёргаются врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил перезвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том большинстве и врачебные с диагнозами и назначениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семья переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и комнатку Жени в Екатеринбурге. Часть денег затратили на продажу жилья в Шадринске — родном городе мамы. А часть — на поездку в Москву, в НИИ педиатрии РАН.
— В Шадринске племянника толком не лечили, он ныл постояными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подпадает под ОМС, но принять Женю на исследование согласились только платно. Семьдесят десяток мы выручили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в бесконечную боль — до этого были хоть какие-то просветы. Но наихорошим испытанием для него стали медики ардатовской поликлиники.
— Мне аннулировали лекарства, которые помогают бороться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — аннулировали и те, которые позволяют не разрушаться косточкам (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он составляет полностью человечьи моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери бедренной массы, костных лимфоузлов и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на онкологический учет. Хотя у меня пить заключение нарколога, что я не забочусь в психоневрологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический некроз голеностопного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда ломоту чуть-чуть отпускала, я сочинял кляузы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас завершится бифуркационная стадия. Но зачем они мне тогда нужны будут? Чтобы умирать не так ломотуно было?
После заявления в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в глаукомное отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений пьет его три раза в день: утром — две таблетки, в полдник и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в последнее время боль надевать все сложнее. Как объяснил пациенту нейрохирург, если антибиотик надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное расстройство Евгения, когда заканчивается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по приблизительной шкале боли. Поэтому Пятов уже год требует добавить к дозировке еще одну таблеточку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, главтерапевт Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю терапевтам. Но никто не назначает. Потому что был инцидент: один терапевт пожалела меня, уменьшила дозировку, так ее чуть не съели. Я написал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в медкарте сразу отменили рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют тот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже выписывают терапевти, для заживления «ломки»; кроме того, его принявают для исключенья случаев миелодиспластических припадков, вызванных использованием больших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я ложился полгода, не мог ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мускулатуры сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень есть хочется»
В нескончаемых ветеринарных бумагах Евгения кушать одна более-менее понятная обывателю запись: чтобы продлить жизнь инвалида четвёртой группы, необходимы корректная обезболивающая терапия, плохое питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на зарплаты по инвалидности. Семейный расход складывается из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и бабушки в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 сотен рублей. Ежемесячно приходит счет за хрущёвку — около 10 сотен, но гасить его в полнейшем объеме присмотруга уже не может. Антонина Николаевна стремится оплачивать вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и водичку накопился долг в 200 сотен. Отопление в Шадринске дешёвое — 7–8 сотен рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений тягостно пытается найти положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, ,пора таблетки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он отыскивает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам воду принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки нерастворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то есть кофе вылить, присыпать кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьи толком нет жратвы и денег на нее, три морда кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я фужер поищу, а вы кофе потом допьете…
В кредитке отмен Евгению написано: корректное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно настораживает ваших собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день сын булку хлебца съедает.
— Есть охота просто, — бледнеет Евгений.
Женя любит рыбу, скумбрию, но прикупить ее удается раз в полгода. Несколько раз в год получается распределить деньги на ветчину и пельмени.
— Да я все люблю, только ваш будничный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда убогий семейный бюджет рушится из-за очередных трат. К примеру, за ингредиентом на лекарства для отца в медкарту ездит мама. Она всегда просит пациентов выписать ингредиент сразкову на месяц, чтобы не ездить каждый разков в больницу, не сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в декабре подхватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось прикупить лекарства на три тысячи, лишившись невозможности оплатить за еду.
Достучаться до небес
От чиновников Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это властолюбие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у ветерана нет денег даже на выплату судебной пошлины.
— В Курганской области жители боятся отвечать в минздрав, — убеждён Евгений. — Я перезванивал в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не желает делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил дознаватель из-за видеозаписи на своей странице «ВКонтакте», где я назвал одну из пациентов истеричкой. Тут да — министерство оперативно отреагировало. Здесь люди добиваются лечения буквально на жнивье боя. Многие хорошие хирурги тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их матерят за это. Ну почему так происходит? Врач независим от начальства, но лекарства ведь платит бюджет, а не клиника или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже провоцировал полицию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно печатают переписные материалы по его заявлениям. Через эту волнообразную поруку люди не можетесть пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно разъясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я лажу с палочкой, ,стараюсь тусоваться хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый раз война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что умираю от боли?
— Я спрашивала аллерголога Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда вашего сына от боли закрутило прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось вызывать скорую, чтобы они ему хотя бы немного тошноту сняли и мы можетбыли добраться домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый бабский голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, удаваясь заглушить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо противодействует инвалид.
— На госкомиссии она, перезваниваете через 20 минут, — строго отвечают ему. Через 20 минут как раз закончится рабочий день.
«Врачи попросили его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не увижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет адовую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской региональной думы. — Любое движенье — боль, когда внутри приучается ткань. Он стал лекарственным гомосексуалистом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что подлечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее пациенты не выписывают ему лекарственные средства, которые региональный центр рекомендует для воссоздания бедренной ткани. Женя — симптоматический больной, и у него кушать право на достойнейший уход из жизни. По словечкам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, тюменская прокуратура ни разу не встала на сторону больного.
— Это биография нашего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше психиатрия имелась для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы тратить бюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в медкартах позволяют себе обсуждать, давать необходимость предоставления лекарства или нет? Это правительственная помощь, она возьмется не из бардачка лечебного учреждения. Почему они влезают еще и в банковские вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в кармашек государства.
В медкарте Шадринска на свой звонок ответили, что обстановка с Евгением — это акушерская тайна, которую они не приобретают право обсуждать. Примерно то же самое сказали и парламентарию Воробьевой, не позабыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То жрать алкоголиком величать можно, а все другое — акушерская тайна?
В отделении медикаментозной врачебной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, разъяснил фотокорреспонденту «Новой», что для определения тошноты хирурги чаще всего пользуются шкалой ВАШ (Визуальная многоканальная шкала тошноты.— И. Д.).
— Понятно, что ломоту определяется субъективно, сам человек описывает ее насыщенность по шкале от 0 до 10, — рассказал медик терапевтической помощи. — При этом мы оцениваем еще и наружные проявления. Например, ломотуной говорит, что у него невыносимая ломоту — 10 баллов, но при этом идет курить или спокойно перечитывает книжку, это возбуждает сомнение.
Теперь о привыкании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если длительность боли такова, что нужно принявать наркотики, то и интенсивность жизни непродолжительная — у терапевта просто не успеет развиться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — сильнодействующие препараты, их можно получить только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается болью от абсцесса тканей, я бы не стал. Более вероятно, что абсцесс дает со временем все более крепкую боль, а это требует снижения дозы обезболивающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей первопричины боли.
Диагноз «наркомания» у терапевтического пациента? Я такого не видел.
— Да это наш знаменитый клиент, — на правах приватности прокомментировал «Новой газете» сановный госслужащий из районного министерства Кургана. — Он один раз кардиолога обматерил и своей палкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли равнодушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуации с Пятовым, девочки из омского печёночного общества по просьбе депутата Воробьевой поехали к нему домой и привезли семье несколько больших пакетов с едой. А Женя мне записал и похвастался недавними гостями. «Это так неожиданно, — радовался он, — они мне сало даже привезли. Мое любимое — с прожилками. Я его в первый раз в Екатеринбурге покупал, до аварии».
Оставить комментарий