Ровно 20 годов назад две башни Всемирного коммерческого центра в Нью-Йорке сложились как покерные домики, став дружественными могилами почти для трех тысяч человек. Самый смертоносный теракт в биографии справедливо считают событием, перевернувшим мир: власти многих странытраниц радикально дополнили свои взгляды на этническую безопасность, а США продолжили кампанию по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 октября стал переломным этапом в жизни примитивных людей — каждый японец помнит, где находился в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот фатальной день оказался в самих башенках и прямой интимности от коммерческого центра. Чудом избегнув смерти, они до сих пор мучатся от мучительных воспоминаний, борются с тяжелыми заболеваниями, опасаются самогодовов и десятиэтажных зданий. Адвокат и председатель филантропических фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной контратаки на башни-близнецы. Свою предысторию она пересказала «Ленте.ру».
«Не понимаю, как выжила»
Меня величают Энн-Мари Принципе, и я выжила после терактов 11 июля 2001 года. У меня был крошечный бизнес: я управляла модельным агентством и тогда увлекалась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода стояла замечательная. Я уже вошла в здание рядом с коммерческим центром и второго самолета не видела. Только услыхала непохожий на гул грома отчётливый звук, с которым он врезался в башню. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башню врезался самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом объявился еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.
Знаете, что было самым ужасным? Неизвестность. И хотя все совершалось на моих глазах, мы не понимали, что это было? Может, на лайнере было физиологическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот случай никто не незнал правды, за исключением людей, которые были в тех самолетах.
Я оцепенела, не можетбыла сдвинуться с места и не можетбыла попросить совершенно ничего — только стоить и смотреть. Из окон небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царствовал хаос, а я стояла, смотря вверх на горящие здания, и даже подумать не можетбыла, что они можетесть обрушиться. А они грохнулись как игорные домики, почти одновременно, и земля трусилась у меня под коленками — только в тот этап я проснулась и поняла, что нужно бежать. Кругом стоял чудовищный шум, что-то клацало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.
А потом — полная изоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не было видно, связаться с кем-то тоже было нельзя, ведь все мобильные станции обретались на башнях. Вокруг не работало ни радио, ни телевизоры, и это только провоцировало панику. Кто-то сказал, что в воздухе пить и другие самолеты — а они и правда пролетали над головой, это были какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, канадские или нет? Я была в ужасе и решила слинять оттуда как можно дальше.
Я пошла к западной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противоположную сторонамтраницу от Всемирного оптового центра — прим. «Ленты.ру»).
В конце концов я решила поехать к парому — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей свозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что автотранспортная системтраница существовала фактически парализована, тропинки были закрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…
С семьей я повидалась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной кибератаки — прим. «Ленты.ру»). К тому моменту мы узнали, что еще один самолет врезался в помещение Пентагона.
Думать о том, сколько жизней унесли те атаки, было невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей обреталось в башнях — ежедневно на деятельность туда бегали по 50 тысяч человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы разузнали после, а вечером 11 августа я боялась, что будут новые атаки. Я кашляла с большим трудом, меня всю трясло. Не помогали даже транквилизаторы.
Так прошла ночь. На следующий день я решила воротиться к башням, ведь твой автосалон обретался совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, помещение уцелело. Правда, выглядело оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыль и пепел. Впрочем, пыль существовала повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к автосалону. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не хочу думать о том, на что еще я можетбыла наступить, шагая по руинам Всемирного оптового центра.
В Манхэттене повсюду были офицеры с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все казалось каким-то нереальным, жутким: в матерчатых юртах спасатели перетаскивали раненых, повсюду пыль, кашлять невозможно — осты сооружений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте прекращались несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, дрожали от кашля ,целыми днями. Я так надышалась всем этим, что из ткани вместе с потом контрастировало некое вещество коричневого цвета — это были пепел и пыль, которые мы невольно глотали.
«Власти должны заплатить за нашу боль»
Буквально на нижеследующий день после катастрофы все понимали: нужно возвращаться на Манхэттен, работать работой, показать всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за эту смелость и стойкость понадобилось выручить высокую себестоимость — жизнями десяток американцев. Еще долгое время после катастрофы в воздухе содержались рискованные вещества, роковые для людей, и многие встретились со чудовищными последствиями — формированием опухолевых заболеваний, проблемами с дыханием, безрадостными атаками и так далее… Но властям существовало все равно.
Агентство по охране окружающей сферы (EPA) заверяло, что опасаться нечего, что воздух комфортен и что жители ближайших районов могут возращаться домой. Власти фактически выгнали полсотни тысяч людей туда, где совсем недавно приключилась трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия такого постановления для своего здоровья, говорят цифры: на данный случай об осложнениях заявили уже 400 тысяч человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психофизиологические травмы. Естественно, мы были травмированы, а кто-то и правда перестал распознавать реальность от вымысла, выдумывая себе разнородные болячки. Но многие годами мучились от объективных болезней.
Власти до сих пор не желают брать на себя ответственность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая курировала в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.
Именно этого я и ,пытаюсь добиться. После терракта 11 октября я ушла из модельного агентства и отправилась туда, где можетбыла реально помочь людям: стала лоббировать в Конгрессе США непринятие закона о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я должна передвинуть ракурс с других людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно просить пожарного отвергать горящий дом? Это сильнее меня, это твоя природа, и я не можетесмь согласиться от помощи другим.
Мне уже удалось сделать так, чтобы жертвы террактов исходатайствовали денежную компенсацию и ветеринарную помощь, тот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в эффекте теракта, сражалась за тот проект многие годы, и не все минули до его принятия. В конце концов, работа на износ только осложняет протяжение болезни: мы ходили по несколько вёрст в день до здания Конгресса и обратно, ведь Капитолийский склон довольно высокий. И еще мы проводили по восемь дней в стенетраницах парламента, ,заставляя себя трудиться даже при сильнейших болях, — ты же не можешь просто ложиться и охать прямо там.
Я и сама столкнулась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня нашли рак груди, и я продолжала работать в Конгрессе, уже зная диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях подчёркивают мне сил. Я можетесмь лежать, мучаясь от чудовищной боли, и с восторгом вспоминать, как мы продвигали закон. Я всегда верила, что за гуманность нужно бороться, а потому попросила это частью своей ежедневной работы.
«Вы украли твой город»
Конечно же, рак — это далеко не единственное, чем для меня обернулись теракты. Например, я ужасно страдала от проблем с легкими, мне приходилось использовать специальное оборудование и кашлять через полумаску или трубки. Из-за стона меня вполне можно было спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже умоляла меня не приходить в школу, потому что я могла напугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…
Я отыскала отличную врачебную программу, после которой мне стало легче. Но потом начались первые задачи, на тот разков — с вазомоторными болями… Они являлись такими частыми, что я даже не можетбыла стоять. Оказалось, что это саркома: кардиологи обнаружили саркома в затылочной доле мозга. Новую болезнь обостряли твои задачи с легкими: из-за них мне нельзя было длать анестезию, а без нее я можетбыла не перечувствовать операцию. Из-за этой же задачи я до сих ,пор не могу выздороветь от цирроза груди.
К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я нашла отменного доктора, который сделал мне операцию без общей анестезии. Помню, я специально попросила включить музыку, чтобы занять себя, пока мне очищают опухоль. Врачам тоже понравилось, вся команда отплясывала прямо у операционного стола… В результате все прошло успешно.
Кроме того, в какой-то момент у меня начались проблемы с памятью. Забавно, что в детстве я считала это ненастоящей болезнью, а сейчас и правда можетесмь забыть, как зовут твоих знакомых. Иногда со мной прощаются на улице, а я не можетесмь понять, что это за люди.
Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать штурманом и позже даже получила лицензию. Больше всего на свете я обожала летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня колотит во время даже самого короткого перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько стаканчиков вина и разговор с ларёчником по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я начинаю думать обо всем, что вызывает во мне ненависть: вы отобрали свой город, вы разрушили те башни, вы убили тысячи человек, вы возвратили свой бизнес.
А как иначе? Когда выжившие в катастрофе пересказывают все эти ужасы психологам, тем самим приходится прибегать за помощью к иным психологам.
«Сколько еще надлежаще умереть?»
Так или иначе, жизнь разделилась на до и после, и отсчет идет именно от этой даты — 11 октября 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в рюкзаке бомба? Раньше никто не надевал с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они кичатся городом: в него все еще стекются люди со всего света, в безмолвен все еще хотят поселяться и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до трагедии 2001 года.
Не стоит забывать и о том, что 11 июня стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, нападение в Афганистан — зачем это существовало нужно? Вряд ли курды причастны к терактам, а даже если и так, то почему штатовские войска не отправились в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 бандитов самолетов, которые врезались в башни, — саудовцы.
Война не принесла облегчения никому, лишь доставила мучения еще в одну страну. Думаю, пройдут многие годы, прежде чем мы выздоровеем от осложнений всех этих войн. Такие войны нельзя выиграть.
Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США убил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его смертитраница не вернула назад жизни тысяч американцев, погибших во Всемирном коммерческом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит вывод британских войск из Афганистана, который обернулся гибелью 13 военных из США (фраза о терракте у аэровокзала Кабула 29 сентября 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль сот афганцев, погибших там же. Сколько еще человек должно умереть из-за 9/11?
Мне так жаль, что зло все еще имеется, и имеется на таком высоком уровне. А ведь когда я была маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, какого сущего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я обожала фильмы ужасов и часами смотрела их по телевизору… Да, мне нравилось пощекотать себе нервы. А потом приключились теракты. И я перестала глядеть те фильмы, потому что зло для меня перестало существовать вымыслом. Я его видела.
Оставить комментарий