Интервью Александра Розенбаума 1999 года

Ранний Розенбаум баловался блатными песнями. Как и многие, кстати, кто освоил гитару. В его исполнении они были классикой этого жанра, похожие на так называемые одесские. Позже Александр Яковлевич такие вещи стал исполнять все реже и реже. Кстати, так было со многими бардами. С тем же Владимиром Высоцким.

Что касается знакомств с людьми из криминального мира, то любая известная личность сталкивалась с ними в 1990-е. И, ясное дело, не всегда эти знакомства были добровольными и приятными. Впрочем, доподлинно неизвестно, чтобы кто-то пытался «крышевать» Розенбаума, как это происходило с поп-исполнителями. Вон, даже сверхпопулярный «Ласковый май» пришлось закрывать из-за бесконечных наездов братвы. В случае с Александром Яковлевичем, вероятно, сказывалось уважение к его блатным песням со стороны «реальных пацанов».

Интервью Александра Розенбаума 1999 года

Александр Яковлевич Розенбаум не считает, что знакомства с миром криминалитета и воров в законе компрометируют его. Хотя заметно нервничает по этому поводу, что видно по ответам на прямые вопросы, касавшиеся этой «скользкой» темы. Вот откровения за 1999 год петербургской газете «Тайный советник»:

— Александр Яковлевич, говорят, что ночь перед убийством Капыша вы провели на катере с Владимиром Сергеевичем Кумариным, празднуя день ВМФ…

— Да, с большим удовольствием. Я как начал с утра отмечать, так вечером и закончил. Это единственный день в году, когда я позволяю себе пить алкогольные напитки. Ведь я подполковник медицинской службы военно-морских сил запаса, и День военно-морского флота – один из моих двух профессиональных праздников. Второй – день медицинского работника.

— Вы катались вдвоем?

— Владимир Сергеевич с подчиненными и я.

— Вас не допрашивали?

— Нет, а чего меня допрашивать? Это настолько явно, что он был со мной…

— А это не было похоже…

— На рекогносцировку на местности? Нет.

— Или на подготовку алиби?

— Я вас умоляю – зачем Владимиру Сергеевичу этим заниматься самостоятельно!

— Говорят, в его кабинете висит ваш портрет?

— А почему он не может висеть? Моя афиша может висеть у любого человека, которому нравится артист Розенбаум. А если человек еще знакомый и дружит со мной, так почему бы не иметь афишу Розенбаума Владимиру Сергеевичу Кумарину? Тем более что я сам ее подарил. И не только афишу, но и многие другие вещи.

— Что же у вас общего с человеком, которого называют лидером тамбовского преступного сообщества?

— Сказано громко, красиво, хлестко… Я с ним дружу как с Владимиром Сергеевичем Кумариным. Вас ответ удовлетворяет? Он для меня – человек бизнеса. А все вопросы о нем криминального порядка, если они у вас есть, вы задавайте в других организациях и другим людям. Вот верите ли – я не знаю, чем занимается Кумарин. Знаю, что бензином, нефтью, бензоколонками, но что там происходит еще – не имею понятия…

— Что же вас сближает?

— Общее понимание всего остального. Финансово-экономические отношения убрали – остальное меня устраивает во Владимире Сергеевиче Кумарине, абсолютно все!

— Вы давно знакомы?

— Достаточно давно, еще до стрельбы. Он при мне стал бизнесменом. Я в его дела не лез. А то, что меня и еще Иосифа Давыдовича Кобзона пресса постоянно упоминает в связи с криминальными авторитетами, то поймите, мы с Кобзоном — «в законе». Что это значит? Мы в своем деле, в своей работе. Потому что мы трудимся, никого не обманываем, не обижаем слабых. Потому что мы мужчины, и не даем себя обижать шелупони всякой, и думаем не только о себе, но и об окружающих нас людях. Да, у меня есть песня про вора в
законе. Часто за нее попрекают. Мол, восхваляю криминал, певец криминального мира. Но хоть эта песня и на блатном материале — она обо всем.

«Люди законные — люди очень милые, все мои знакомые, многие любимые…» Воры в законе — это, прежде всего, люди. Это редкие люди в своей профессии. Вот я вор законе в творчестве, если хотите. Я законный человек, я не обманываю публику, не пою под «фанеру». Я тружусь, я делюсь с ближними, то есть, даю много шефских и благотворительных концертов. Я не рою под себя и не напихиваю себе желудок ничем. Я не обижаю слабых, я не бью вдесятером одного. В своем жанре, в своем деле. Врач в законе, педагог в законе, артист в законе, вор в законе – это по понятиям своим одинаковые люди. Забудем, что это вор, и забудем, что это криминал, да?

— Но разве можно об этом забыть?

— Секундочку! Я осуждаю воровство, понимаете? Но я считаю, что «вор в законе», щипач 1948 года или 54-го, или 62-го – он неизмеримо честнее, ну, трех четвертей депутатов, начальников и так далее. Потому что, во-первых, он за свой кошелек тянет. За тысячу украденных рублей он тянет восемь лет.

— Если попадется…

— Если попадется. У них по понятиям – ты убегаешь, я догоняю… Поймал – молодец. А сегодняшний депутат или чиновник тянет 8 миллионов долларов и имеет депутатскую неприкосновенность! Да, воровать плохо! Давайте заголовок такой сделаем – «Воровать плохо», чтобы всем было все понятно. Я не призываю любить «воров в законе». И не мое право обсуждать их – они не настолько близкие мне люди. Но они, в отличие от нынешних отморозков с ушами, знают, что такое «понятия»…

— Что же, по-вашему, означает жить «по понятиям»?

— «Понятия» – это нормальный общечеловеческий кодекс. Но беда в том, что сегодня «понятий» вообще нигде нету – ни во власти, ни на улице. Раньше, допустим, люди не могли даже представить себе, что можно взорвать бомбу в игротеке, к примеру. Как в Москве. Это не «по понятиям». «По понятиям – это если надо разобраться с человеком, так увезли его в лес, там разбирайтесь. А воровать членов семьи или ставить утюг на живот жене должника… Или из гранатомета сажать в машину средь бела дня в центре города, где ходят дети, бабушки – такого в мыслях раньше не было ни у кого! Хотя, видимо, и раньше тоже одни люди были должны другим, и были какие-то разборки финансовые, но они совершенно по-другому решались. А теперь стало все возможно – беспредел. На всех уровнях, абсолютно. Мало таких людей, которые живут «по понятиям»! Вот, кстати, почему я и Иосиф Давыдович упоминаемся всуе частенько с элементом, который вы называете криминальным…

— А вы не согласны с этим определением?

— Не все среди них могут считаться такими уж криминальными…

— Например, Вячеслав Кириллович Иваньков — Япончик…

— Вячеслава Кирилловича я знаю шапочно. Я познакомился с ним в Соединенных Штатах, за столом – здрасьте, очень приятно, до свидания!..

— Ну а Отари Квантришвили?

— Отари Витальевич – отдельная история, это был мой очень близкий товарищ. Я вам сейчас не кручу, просто мог бы сказать – не буду говорить…

— Ну а чего же тут стыдиться?

— Нет, некоторые мне пеняют, смею вас уверить. Но мне на это совершенно наплевать, я в гробу видел тех людей, которые меня не понимают… Я никогда у Отари не спрашивал: чем ты занимаешься, и он меня никогда не спрашивал, как у меня с деньгами. Интересовался иногда: не надо ли помочь, проспонсировать что-либо. На что я говорил: нет, не надо.

— Но вы же с его уголовным прошлым знакомы…

— С каким? С попыткой изнасилования? 117-я липовая, шитая статья какая-то в девятьсот лохматом году? Вы о чем говорите вообще?

— А изнасилование – не преступление?

— Секундочку, я на «скорой» работал! Из ста изнасилований настоящих было десять. А девяносто – «шитых»! Сначала сама дала – потом орет. Давайте вспомним случай со Стрельцовым. Или с Тайсоном – тоже изнасилование в 4 часа утра в номере, да?

— А откуда у Отари Витальевича деньги – не догадывались?

— Догадывался о каких-то источниках дохода… Но смею вас заверить, что после того, как Отари Витальевича убили, огромное количество людей осталось без средств к существованию. Хороших людей, которые нужны государству. Он был меценатом.

— Но все знаменитые гангстеры тоже были меценатами…

— Хорошо, Отари Витальевич где-то брал деньги, большие… А где те, кто давал ему эти деньги? Он не мог ничего сделать без правительства и без властных структур! Это вам понятно? Они все «замазаны». Еще раз говорю: для меня Отари Витальевич гораздо честнее, потому что он давал деньги на детские дома, спортсменам, помогал женам этих спортсменов, детям… Чем те, кто делил эти деньги – из властных структур – и ни хера никому не помогал, а только покупал себе виллы в Монте-Карло… Адресов пять-шесть могу сообщить, но не сообщу! Если б вы знали Отарика, то вы очень четко делили бы всю информацию о нем на четыре.

— Его смерть – не результат бандитских разборок?

— Думаю, что нет. Об этом никто не знает и вам никто не расскажет. Его могли убить сотоварищи, могли убить власти – только потому, что он стал высовываться слишком.

— А может, потому что он позволил себе угрожать Рушайло с телеэкрана?

— Да перестаньте – кому он угрожал? Он говорил о том, что дети и у нас, и у вас, у всех есть…

— Разве это не похоже на скрытую угрозу?

— Послушайте! Отари Витальевич Квантришвили – я вам гарантирую – имея четверых детей, никогда бы не смог угрожать детьми любому человеку. Я хорошо знаю его семью и его отношение к детям!

— Вам не кажется странным, что многие криминальные авторитеты слишком часто публично рассуждают о нравственности, о долге, чести…

— Кажется.

— Может, они, действительно, сегодня делают добрые дела…

— Но лучше бы им молчать! И я об этом говорил некоторым своим товарищам. Лучше бы им молчать, вне всякого сомнения.

— Анзор Кикалишвили – тоже один из ваших товарищей?

— Хороший приятель, скажем так. Он меньше, чем друг и больше, чем знакомый. У меня нормальное к Анзору отношение. Вы поймите меня правильно. Мы же с вами отдаем отчет, что сегодня все деньги в стране криминальные.

— И ваши тоже?

— Мои – нет. Я не беру артистов. Мы зарабатываем глоткой деньги. У меня ни одной копейки – к сожалению! – не заработано ни чем другим. Я мечтаю иметь четыре фабрики и двадцать восемь заводов.

— Но вы же можете заработать деньги глоткой и потом вложить их в ресторан «Белла Леоне»…

— А вот я бы мечтал, чтобы мой ресторан принес мне хотя бы копейку!

— Не в минусе же вы?

— По нолям. Это меня очень греет. Вот у меня ресторан четыре года – я в нолях!

— В фирме «Великий город», где вы соучредитель, деньги тоже криминальные?

— А что такое криминальные? Криминальные – не значит ворованные. Вы по-прежнему никуда не уйдете от «крыш». «Крыша» может быть ментовская или бандитская…

— У вас какая?

— Я вам так и рассказал сейчас! Я в «Великом городе» занимаюсь только гастрольно-концертной деятельностью. Я ведь тоже могу вам пару наводящих вопросов о вашем агентстве скинуть, после которых вам кисловато станет… Но это будет ни к чему – ни вам, ни вашему читателю.

— Как все-таки нам нужно относиться к тому, что бывшие бандиты превращаются в легальных бизнесменов?

— Как к свершившемуся факту. С каждым бизнесменом нужно разбираться по-честному и в индивидуальном порядке. Те, кому положено в этом разбираться. Понимаете, человек не может вдруг раз – и нажить 10 миллионов долларов. Значит, откуда появились эти бабки? Сперли у советской власти – в обкоме партии, комсомоле, или завод раздраили… Поэтому кого-то надо легализовать, кого-то, наверное, посадить. Так же – и с членами Государственной думы, с владельцами газет, журналов, телевизионных каналов, с продюсерами эстрады…

— Вас недавно пираты из одной крупной компании «обули» на очень большую сумму. Судебная тяжба продолжается?

— Дело по непонятным причинам закрыли – мне прислали бумажку из Таганской межрайонной прокуратуры, а следователь уволился из органов. Видимо, дали большую взятку. Сейчас мы подали апелляцию в вышестоящую, Центральную прокуратуру Москвы, и, естественно, дело получило дальнейший ход, потому что факт преступления налицо…

— А у вас не было мысли решить этот вопрос как-то иначе, неформально?

— Верите, что могу? Могу! Неформально. Но не буду… Потому что хочу, чтобы мое родное государство, которое должно олицетворять для меня закон и порядок, один раз в этой жизни сказало: Александр Яковлевич, вот преступник, он понесет вот такое вот наказание…

— Но ведь решение суда надо будет еще как-то исполнить…

— Дальше время покажет. А мне нужен суд для начала. Цель у меня такая. У меня есть одна поговорка: звезд до хера, артистов нету! Понимаете? То же самое: журналюг до хера, журналистов нету. И так далее, можно продолжить. Так вот, я хочу, чтобы прекратилась эта вселенская игра в звезд и папарацци. На всех уровнях. Я хочу, чтобы государство призналось в том, что существует факт нарушения моих прав. У меня был в свое время процесс с «ЗеКо-Рекордз» – помните эту историю, с Шуфутинским. Так вот, там один застрелился или его убили, а второй – в тюряге. Господь все равно все сделает как надо!

— Но ведь деньги свои вы так и не вернули…

— Так ну разве в деньгах счастье-то! В данном случае мне важен больше прецедент. Хотя деньги немалые. Это длится полтора года уже, теперь подождем год-два в Центральной прокуратуре, дойдем до Генеральной – лет через 5-10. Но я добьюсь! Именно так. А по-другому я могу добиться, но мне не хочется. Если б я любил деньги до беспамятства, то, конечно, пошел бы к Сене Сидорову, руководителю устькаменогорского преступного сообщества, и сказал бы ему: Семен, меня эти московские гопники ограбили на 150 тысяч баксов, прошу тебя, разберись. И он бы сказал: Саня, да какие вопросы! Дай только за услуги, мы тебе посчитаем, сколько там, командировочные людям…

— А может быть, по-вашему, люди вообще встают на криминальный путь только из-за обостренного чувства справедливости?

— Не все. Но очень многие. Можно вспомнить «Крестного отца», когда люди приходили к нему с просьбой защитить их от насильников, потому что правоохранительные органы ничего не могут сделать…

— Однако потом, как правило, люди входят во вкус и им уже не так важно, кто виноват…

— Нет, это сегодня кончается. Так было. Но сегодня эти люди – не будем говорить, криминальные они или нет – имеют возможность не заниматься беспределом…

— Ну а сами вы никогда наездам со стороны криминальных структур не подвергались?

— Никаких наездов не было. Болван один как-то в Тюмени подошел, поделиться попросил, давно это было. Я ему: мальчик, ты соображаешь, у кого деньги просишь… Популярно объяснил.

— То есть, вас уважают?

— Да, я не жалуюсь на неуважение.

— За что?

— Я же сказал – потому что я «в законе».

— Что вам особенно неприятно сегодня?

— Жуткая ложь. На всех уровнях, и в первую очередь, на самом высшем. Вы верите, что у семьи Бориса Николаевича нет счетов в иностранных банках? Вы верите, что у Чубайса нет счетов? Конечно, на эти имена их нету. Но вы верите, что их нет на самом деле? Самое страшное, что меня принимают за болвана. Коммунисты хотя бы меня уважали – потому что они меня учились обманывать, их тренировали всю жизнь… Ко лжи я отношусь резко отрицательно. Ложь, тунеядство, зависть, пьянство… Все, о чем писали Карамзин и Салтыков-Щедрин много-много лет тому назад.

— Будете участвовать в предвыборной кампании, если пригласят?

— Посмотрим! Я ничего для себя не исключаю. Может, сейчас меня пригласят агитировать за Кучму. Может быть, я соглашусь. Знаете, почему? Потому что Россия с Украиной при Кучме гораздо лучше общаются, нежели при Кравчуке.

— Ранние свои песни вы писали о благородных жуликах, разбойниках. Есть ли сегодня герои, достойные того, чтобы вы им посвятили песни?

— Я пишу о летчиках, о моряках. Завтра, может, буду писать о поливальщиках, которые город поливают… Пекари, между прочим, пекут хлеб, а водители троллейбуса возят людей… Такое ощущение, когда я книги читаю или смотрю художественные фильмы, что там, где Розенбаум – обязательно зажравшиеся торгаши-жиды слушают его песни либо бандюганы. Никогда я не видел, чтобы студенты пели или слушали Розенбаума, физики или врачи.

— Почему так, как вы думаете?

— Потому что это ваши все фантазии, вы сами себе придумываете все – писатели, журналисты, кинорежиссеры. Потому что Розенбаум – он очень известный. Есть еще такое понятие, как зависть. Все плохое от зависти.

— Ну а может быть, имидж ваш такой?

— Какой имидж! Да вы спросите у народа – кто для них Розенбаум! Нормальный мужик, работяга. И не последнего ума человек. Или Кобзон – это для вас он, понимаете, папа криминального мира. А для десятков миллионов людей он классный певец и хороший человек.

— Разве одно исключает другое?

— Ну вам так хочется – играть во все эти игры, никто не запрещает…

— Петербургские бандиты чем-нибудь отличаются от московских? Может, более интеллигентны, образованны?

— Не знаю… Петербуржцы вообще отличаются от москвичей. А одесситы от свердловчан. Мы все отличаемся друг от друга. В том числе, видимо, и криминальные элементы. А образованных среди них очень-очень мало. Хотя встречались и академики.

— Согласны, что Петербург – криминальная столица?

— Да мы дети! Ну о чем мы говорим – это последнее скотство называть Петербург криминальной столицей. Потому что есть города неизмеримо круче. А Петербург – здесь сами стены позволяют людям гораздо меньше криминализовываться, нежели стены других городов.